Журнал Дом побывал на Domclick Digital Forum 2025 на выступлении декана экономического факультета МГУ Александра Аузана и записал важные тезисы его речи о том, что мешает российскому рынку и нам в целом прийти в светлое будущее.
Почему россияне самые умные в мире, а по производительности на уровне Венесуэлы
У нас в институциональной экономике есть так называемый принцип Хеопса: с момента постройки пирамиды Хеопса ни одно крупное сооружение не было возведено точно в срок и в рамках сметы. Тем не менее я попробую поговорить о будущем. Начнём с простого: какую проблему мы решаем и чего хотим достичь?
Мы — умные и талантливые люди, и это подтверждается данными. В течение примерно 150 лет Россия теряет интеллектуальные кадры — многие уезжают и успешно строят карьеры за рубежом. По качеству человеческого капитала мы не уступаем ведущим странам: по числу людей с высшим образованием на душу населения мы близки к Канаде и Великобритании. Но ключевой показатель — производительность труда на душу населения — у нас намного ниже: на уровне таких стран, как Колумбия и Венесуэла, и заметно позади Польши. Почему так происходит?
Ещё в начале XIX века реформатор М.М. Сперанский, вернувшись из поездки по Европе, сказал Александру I: «У них учреждения лучше, а у нас люди лучше». Это противоречие сохраняется до сих пор: у нас есть талантливые и образованные люди, но институты и правила работы (учреждения) не дают этим талантам полноценно реализоваться. Именно это — слабая институциональная среда — и мешает превратить человеческий капитал в высокую продуктивность.
Нужно не правила менять, а ценности
Уйдём ненадолго от экономики и недвижимости к футболу. 1994 год, чемпионат на Карибских островах. Команде Барбадоса нужно было выиграть — им оставалось набрать два очка, чтобы пройти дальше. Правила турнира были странные: если матч заканчивается вничью, назначается дополнительное время «до первого гола», и гол, забитый в этом дополнительном времени, засчитывался за два очка.
Смотрите, что произошло: за 7 минут до конца матча Гренада забила гол, и разница стала всего в один мяч. Что сделали игроки Барбадоса? Они забили гол в свои ворота. Потом начался хаос: команды стали защищать чужие ворота и атаковать свои. Люди не сошли с ума — просто правила состоят так, что выгоднее забивать себе.
Перейдём к нашим российским реалиям. Эксперимент: студент А списал у студента В, а студент С рассказал об этом преподавателю. Кого осуждают? Никто не осуждает студента А, который списал. Практически никто не осуждает студента В, который дал списать. Все осуждают студента С, который сообщил преподавателю. Поздравляю — мы с вами в России! Это отражение нашей реальности!
Мы провели такой тест в 26 странах. Общая картина: списавшего осуждают везде; того, кто помог списать, осуждают меньше — особенно в Израиле и России; а того, кто сообщил о списывании, конечно, осуждают. Но больше всего осуждают в России.
О чём это говорит? Речь не только о честности отдельных людей. Речь о правилах и о понимании, кому принадлежит интеллектуальная собственность. В наших ценностях часто заложено иное отношение к правам, помощи и доносу — и это влияет на поведение. Чтобы изменить ситуацию, нужны не только нравственные призывы, но и понятные, последовательные правила и институты, которые делают честное поведение естественным и выгодным.
Недоверие — главный тормоз экономики
Есть одно любопытное исследование: взяли 70 лет (1930–2000) и проследили миграционные потоки в США через призму трёх поколений — что с ними происходит со временем. Параллельно сравнили судьбы тех же людей в странах происхождения. Применили серьёзную математику, чтобы снять эффект эндогенности и понять, что на что влияет.
Выводы впечатляют. Если бы в соответствующих странах уровень обобщённого доверия — то есть готовность доверять большинству людей — был как в Швеции (63%), то валовой продукт на душу населения вырос бы: в Англии на 5%, в Чехии на 38%, а в России — на 69% (для сравнения: в России сейчас около 23%). Получается, у нас есть скрытый ресурс роста — не в объёмах, а в производительности.
Почему у нас так? Сделка в России сильно отличается от сделки в развитых странах: нужно дать «неофициальное» вознаграждение, нанять знакомого адвоката, подождать пару месяцев — и всё это потому, что боишься, что тебя «кинут». Всё это складывается в подушку транзакционных издержек — издержек доверия.
Страх перед будущим
Наши соседи по антирекорду страха перед будущим — Япония и Франция. Япония — единственная страна, подвергшаяся атомной бомбардировке. Франция ближе нам по опыту: там было пять революций. Эти болезненные шоки порождают страх перед будущим. Нам не хочется повторять — мы уже пробовали, и от этого «светлого будущего» до сих пор отойти трудно.
Можно ли вылечить эту болезнь? Последствие — очень короткий горизонт планирования. Мы обычно думаем максимум на два года, а институты и проекты требуют хотя бы 5–7 лет, чтобы зародиться и работать.
Есть «лекарство» — культура, допускающая неудачи. Одна и та же история случилась и у нашего Галицкого в «Магните», и в американском Walmart: руководитель сделал ошибку на миллионы и его вызывают. Обсуждают его кейс и потом руководитель в недоумении спрашивает: разве вы меня не уволите? На что президент ему говорит: как мы можем уволить человека, в образование которого вложили 10 млн долларов. Ошибки совершать нужно — иначе не будет роста. Другое дело — повторять ошибки не нужно.
Стартапер в 40-43
У нас бытует образ молодого предпринимателя, который в 22 года из гаража делает стартап и сразу добивается успеха. На самом деле часто за этим стоят годы — человеку обычно 40–43, к успеху он приходит после множества проб и ошибок.
Нельзя бесконечно повторять одни и те же ошибки, но делать новые ошибки необходимо. Все исследования успешности показывают одно: люди, которые не боятся ошибаться, в итоге достигают большего.
Институты — это айсберг, где внизу ценности
У нас короткий горизонт мышления. Но как только узи показывает, что в семье будет мальчик — горизонт мышления увеличивается на 18 лет. Как только мы думаем о детях, внуках, родителях, дедушках и бабушках — мы попадаем в пространство 150 лет. Взгляд, конечно, должен быть широким.
И тут возникает вопрос: Если мы расширим наш взгляд, достигнем производительности? — Нет… есть одно препятствие — ценности.
В России два века идут споры между западниками и славянофилами, либералами и социалистами. Вопрос в основном в том, кто такой русский человек: общинник или индивидуалист? На самом деле у нас сосуществуют оба начала — два культурных ядра. Как заметил Даниил Гранин: «В России можно сделать очень многое, если не спрашивать разрешения». Индивидуалист действует самостоятельно и не спрашивает разрешения; коллективист советуется, но готов безусловно вкладываться в компанию, город, общество, страну.
Поскольку в стране живут и индивидуалисты, и коллективисты, у нас есть потенциал для модернизации по западному сценарию и по пути «восточных тигров», которые модернизировались на коллективистской основе. Главное — учесть и согласовать разные ценности, чтобы преобразования были устойчивыми.
КОММЕНТАРИИ
Самые важные вопросы подняты, параллели проведены.
Статья класс!